Тень на плетень
“Оп-па, Оп-па… Америка, Европа, Индия Китай. А ну-ка, вылетай!” — детская считалка далёких лет.
Весна Девяносто Третьего! Манхэттен. Я в лимузине (Впереди слева). Погода отличная…Весна! День давно начался, уже 10 и все мы, машин сорок, едва передвигаясь друг за другом, сёрклаем вокруг Саломон Бразэрс. Мы — это, в основном, “русские”, большинство из которых — “последний год работаю и ухожу”. Каждый раз, проезжая мимо этого дома напротив, перед поворотом на Гринвич, линия приостанавливается: внизу, у подножья здания группа курящих людей — молодые женщины в широких чёрных модных “штанах”, мужчины в галстуках с растёгнутыми воротами рубашек. Они — программисты. Мы давно знакомы — не так, чтобы лично, а именно как групппа с группой. Программистам заметно нравится “курить”, наблюдая с другой стороны улицы как мы “ездиим”. Окна наших огромных лимузинов (таункары середины и конца 80-х) открыты — завязывается “разговор”, вернее странный какой-то обмен выкриками. Я не *принимаю* участия, сторонюсь — вся эта компания молодых программистов представляется мне чуждой, как и сама “затея”. Да и разговор этот мне почти наизусть знаком: “Привет миллионеры!” — начинает кто-нибудь из нашей линии — “Ну как, денег ещё не всех заработали?” — “Вам останется!” — раздаётся привычный ответ… Эту “увертюру” я слышу почти каждый раз, когда приезжаю сюда, задумана она как шутливая перебранка и конечно “никуда не ведёт”. Вообще же, вспоминая то время, я всегда испытываю некоторую тревогу, не тревогу даже, а некое вновь неведение — как будто я опять не знаю, что будет происходить и произойдёт-таки в самом недалёком будующем. Это было замечательное время! Или, вернее, при-мечательное! Люди, семейными “пачками” и по-одиночке, приезжали сюда, в Америку, покидая уже разобранную родину. Не предупреждённые об уникальности ельцинской демократии и не рискующие оценить её непосредственно, многие приезжали “в гости” — лишь бы вырваться! В нашей синагоге почти каждую Субботу новые люди. Им рады, стараются помочь — поделиться опытом. В воздухе: “джуиш центр”, “найана”, “аппойнтмент”, “студия”, “хоматэнда”, “не вздумайте”…Вновь прибывшие иногда вытаскивают авторучки, стараясь немедленно записать полезную информацию, чем тут же вызывают шиканье своих новых знакомых: “Нельзя писать — Суббота!”. Недоверчиво “новые” смотрят на шикающих и с сомнением на лице возвращают ручку в карман. На фоне всего этого мне вспоминается упорно ходивший в то время слух о возможной технологической катастрофе — приближался Двух-Тысячный и, как объясняли в то время друг другу люди, компьютерная система страны может не “узнать”, что это (2)000-ый, а будет наоборот “предполагать”, что это или (0)000-вой, или вновь (1)900-тый: компьютерщики (“специально, чтобы себя работой обеспечить на будующее”) “не учли” этого обстоятельства вовремя, и вот теперь, через несколько лет, возможна катастрофа поистине библейских масштабов, потому, что “у них сейчас всё на компьютерах”: самолёты будут сталкиваться в воздухе, подземные поезда выезжать на хайвэй, “нестыковки” будут повсеместны и вообще целые отрасли индустрии станут недееспособны! Какое досадное, и вместе с тем, не лишённое первоначального основания, заблуждение! Да, как мы уже сегодня знаем, система-таки не(!) сработала! Но компьютерная система, что бы там о ней не говорили, как раз всё “узнала”, а вот “человеку”, который казалось бы, должен был этой системой управлять, многое было “невдомёк”. Похоже на фарс, но человек, обеспокоенный тем, что компьютер не сможет адекватно отреагировть на наступление нового Тысяче-Летия сам, по иронии, стал жертвой этого своего предположения, банально поменявшись с компьютером в этом сценарии ролями. Результат — продолжающаяся катастрофа, уродливое описание которой включает в себя и самолёты, и столкновения, и непрекращающиеся нестыковки, и кончин(ы) целых отраслей индустрии!
Но вернёмся в Девяносто Третьий.
Я не случайно упомянул о компьютерной ошибке — дело в том, что огромное число “наших” (во всяком случае так тогда казалось) становились программистами! Сотни, а может тысячи бывших музыкантов, учителей, технологов, библиотекарей, да и, подчас, неудавшихся бизнесменов устремились в открывающиеся повсюду компьютерные школы, чтобы затем получить работу программиста. Повсеместно слышалось: мэйн фрэйм, вижуал бэйсик…Само то обстоятельство, что программисты в достаточно ощутимом количестве — русские, стало настолько обычным, что перестало кого-либо удивлять и даже находило своеобразный “отклик” в повседневной жизни нашей общины. Расхожий каламбур того времени: “Вы слышали? Фирина дочь, невроко, толковая! Она кончила на компьютере!”… Огромный Женя, привалившись спиной к такому же, как и он сам кадиллаку, лениво и с уверенностью говорил: “Си плас плас нужен. Бэйсик не тянет! Си плас плас — семьдесят пять со старта!”. Компьютерные школы, как я уже говорил, открывались повсеместно. В нашей синагоге тоже появилось объявление: “Желающие заниматься компьютером могут записаться… Занятия бесплатные.” Занятия эти, правда, прекратились так же внезапно, как и начались… примерно дней через двенадцать. Семейная модель: “она у него программистка” была тогда достаточно распространённой среди моих товарищей по работе, да и так, среди наших “русских” знакомых и друзей. Забегая вперёд (не так, чтобы уж очень далеко) хочу сказать, что многие, многие “наши” программисты вынуждены будут совсем скоро отказаться от этой своей профессии. Именно отказаться! Вернее не так — им, русским программистам, будет отказано оставаться в ней! (Вы можете в это поверить?) Сам факт этого отказа был, как правило, задрапирован в проформу “Layoff”. Лучше и быстрее всех это понял Женя, которого я только что упомянул. Проучишись в школе месяца полтора, он внезапно вернулся в компанию. “Датсыт” — восклицал он, облокотившись по своему обыкновению, спиной на свою машину — “Ловить нечего: индийцы понаехали”. Слова эти его своеобразно “отобразились” и на нашей работе водителей лимузинов: на наших сайнах вместо привычных Cohen, Moskovitz, Levin and Fitzgerald всё чаще стали появляться Пател и…(дальше не помню). Все они с готовностью и некоторой гордостью представлялись: “компьютер-сайнтист”. Появились кол центры — в случае какой либо неполадки в вашей бытовой аппаратуре вы звонили, скажем, в “Sony”, “Panasonic” любую(!) другую компанию, телефонный сигнал, сопровождаемый характерным ритмическим сопровождением, пересекал тысячи миль и вы “попадали” в Индию. “Хэлло” — приветствовал вежливый голос — “Я Джордж. (к примеру) Как ваши дела? Чем я могу помочь Вам сегодня?” На этом сам смысл вашего обращения за помощью терялся. Вас ставили на довольно продолжительный “хольд”, после которого вам становилось понятно, что “Джордж” вообще “не в материале” и мечтает только о том чтобы телефонная связь сама собой прервалась… Как-то раз мне нужно было “поднять” моего пассажира в Соммерсете. Компания компьютерная — это было видно из её названия, пассажир индиец — это было ясно, судя по его фамилии. Приехав на паркинг лат и запарковавшись, я пошёл в билдинг “объявить” себя. Зайдя в довольно обширный холл я обнаружил, что все(!), Не 95, не даже 99% — индийцы! Я был ошеломлён! Значит справедлив был гнев нашей приятельницы Наташи, которая в течении почти 2-х месяцев до своего увольнения “вводила в курс”, только что принятого на работу и зачисленного в их IT Department нового “мембера”, которого она иначе чем …ный Ашок не называла. Её понять можно: примерно за пол-года до своего увольнения они с мужем и со всеми нами отмечали “closing”…”Ты бы посмотрел, что они творят на форуме” — снисходительно говорил Веня, сидящий напротив меня на своём трамповском балконе “Представляешь, он в понедельник приезжает из своей “долбаной” Индии, через неделю-другую он на работе, а через ещё пару дней он спрашивает как включить компьютер…Хорошая херня?” спрашивает он меня, но я не знаю, что ему ответить. Марина, его жена, заслышав наш разговор на балконе, громко матерится. Беззлобно. Веня после почти 2-х лет безуспешных попыток вернуться на работу, плюнул на свой экспириенс, на свой с таким трудом заработанный “OCP Certified” и уже отучился один семестр в колледже, изучая новую профессию экаунтанта.
Я уже не сомневался также и в правоте Фимы, опытого программиста, который вот уже третий год безуспешно пытался “вновь запрыгнуть”, и утверждал, что все эти интервью с рекруитерами простая мулька, придуманная лишь для того, чтобы обосновать иммиграционный “кэйс” для следующего индийского программиста, спокойно ожидающего “Рабочую Визу” у себя где-нибудь в Банглоре, пока “нормативные” и легальные кандидаты на эту открытую позицию (в большинстве своём “русские”) неминуемо будут отклонены. Отклонены не только без каких-либо объяснений, но и без элементарного оповещения об этом самом “отклонении” (You believe this?). Странное дело, но меня это затрагивало, меня “оно касалось”… Я давно обратил внимание, что “порядок вещей” иногда приобретает довольно причудливый характер. Характерно, что происходило это, в основном, когда я нуждался в “разъяснениях”. Вот и тогда…
Помню, я уже почти вернулся домой, в Канарси, когда диспетчер вдруг объявил “работу”: пикап из JFK в течении не более 15-ти минут, аутсайд, адрес укажет пассажир(ка). Это было немного странным — обычно у нас была довольно длинная “линия” водителей в этом аэропорту. Я “ударил” и моментально получил работу — что было второй странностью: обычно за пикап из аэропорта нужно было посостязаться с другими водителями, также находявшимися в этой эрии. Примчавшись к нужному мне терминалу, я сразу же заметил её, почти одиноко стоящую у терминала. Молодая, довольно миловидная женщина, зайдя в машину и поздоровавшись, она назвала город в Нью Джерси (ещё одно не так уж часто встречаемое в нашей работе обстоятельство) и мы поехали. Был час пик — Статен Айлэнд “стоял”, мы разговорились — выяснилось, что моя пассажирка работает в J&J — знаменитом “Джансон, Джансон” — мечте, без преувеличения, тысяч аппликантов. В HR Department. Дальше — больше! Она там, в Эйч Ар — экзекитив!!! Передо мной стояла дилемма: с одной стороны “вопрос” уже крутился в моей голове и я знал, что задам его, с другой, я понимал, что вопрос был “военный” и в случае чего меня немедленно уволят из компании. Между тем, беседа наша приобретала всё более дружеский характер и я, наконец, решился: “Прошу прощения” — начал я, “Позвольте мне задать Вам один вопрос” — “Конечно” — услышал я и “приступил”: “Понимаете, среди моих друзей и знакомых много программистов. Все они в относительно недавнее время потеряли свою работу”… Возникшая вдруг атмосфера настороженности на заднем сидении стала такой густой, что я моментально сообразил какую глупую, наивную ошибку я совершил, начав этот разговор (Оно мне нужно было? С-ступид!), но… было уже поздно и я продолжал: “Все они русские, я имею в виду из бывшего Совиет Юнион. В то же время в корпоративном мире Юнайтед Стэйтс (я употребил это определение) сегодня повсюду, в особенности в IT Department, (я набрал воздух) по каким-то странным обстоятельствам (я не сказал “причинам”) сегодня преимущественно индийцы, я имею в виду люди из Индии”. Дальше терять уже было (особенно) нечего и я промямлил: “Как это возможно? Здесь, в Америке, целая отрасль целенаправленно отдана одной определённой этнической группе?! Я думаю здесь что-то неправильное.” — “You know, — послышалось с заднего сидения примерно через бесконечную минуту — “I would prefer you to speak about something you know, excuse me”. В машине установилась гнетущее молчание. Впереди оставался довольно продолжительный отрезок пути — мы только выехали на торнпайк. В такой ситуации управлять автомобилем довольно тяжело. Я был уверен — завтра меня уволят! Странно, но это моё предположение как-то успокаивало. Жаль конечно. Вообще-то я любил эту работу! Непродолжительность общения всегда импонировала мне. Да и ощущение независимости, пусть ложное, делало её, эту работу, намного привлекательнее. Мне, кроме того, никогда не нужно было прилагать никаких услилий, чтобы представить тот неизбежный во всех офисах “BS”, за который работники зтих офисов, в большинстве своём, и получали свои “компенсэйшнс”. Но несмотря на это я знал — в другую компанию не пойду: работа лимо-драйвера, при всех её положительных сторонах, всё-таки была не настолько хорошей, чтобы проявлять хоть какую-то настойчивость с тем, чтобы “заполучить” её. Наконец она “сжалилась”: села на телефон. Она продолжала о чём то вполголоса говорить по телефону, а я невесело размышлял. Невесело размышлял… Реакция её была подчёркнуто curt, но меня это нисколько не обидело: она была права — я говорил о том чего не знал и знать в то время не мог… Машина моя катилась по почти пустынному торнпайку, я предался своим мыслям…
Шестьдесят Седьмой год… Моя тётя, работавшая тогда в Мединституте позвонила как-то летним вечером и попросила меня заехать. Я без особой охоты согласился: знал о чём пойдёт речь. “Передай своим товарищам, — важно начала она едва я переступил порог — “Чтобы в наш институт в этом году не совались.” Она так и сказала “Не совались.” — “Подумаешь, большой сюрприз! — думал я, — Все “товарищи” и так давно “знали”. Только Миша Беспалов, мечтающий о медицинском с шестого класса всё-таки пошёл…(Три года подряд он не мог написать сочинение на четвёртку — не проходил по конкурсу. Его мама, Раиса Соломоновна, учительница истории в нашей школе, куда-то ездила, что-то доказывала, просила показать ей Мишино сочинение. Но это было “категорически невозможно!”). Младший брат Миши, Валера, во всём следовавший за старшим, учёл его ошибку и пошёл в ветеринарный. Он доктор наук, преподаёт. Да ещё Ёся Бухбиндер, победитель многих физико-математических олимпиад, перворазрядник по лыжам и капитан школьной баскетбольной команды “завалил” в МИФИ. Через год, правда, в результате какого-то компромисса и каких-то межгосударственных соглашений Ёся, практически без экзамена, был зачислен в Пражский Университет. Я ехал и недоумевал: как это я “умудрился” задать ей такой вопрос? Что произошло со мной? Как случилось, что с годами я стал не циничнее, а наоборот наивнее: ведь мой вопрос к ней был равносилен тому, как если бы тогда, ещё в семидесятых, спросить при случае ректора Московской Консерватории для чего ему в этом году три тувинца на композиторском? Невероятно! Тем временем мы приехали. Заехав на драйв, я остановил машину и пожелал ей доброй ночи — “К’най” ответила она и захлопнула дверь. Я ехал назад и думал об…Индии. Страна эта была представлена мне ещё в раннем детстве в виде различных музыкальных фильмов на которые меня брали родители. Фильмы эти всегда отличались некоторой нереальностью, я чувствовал это, несмотря на свой, детский ещё возраст. Ну, и конечно музыка, вернее песни. В памяти возникает чернявый парень, он говорит с молодой, одетой экстравагантно девушкой, вдруг внезапно парень бежит, бежит не прямо, а пересекая оживленную улицу по косым диагоналям, акцентируя свой бег своеобразными танцевальными синкопами. Следующий кадр и этот парень уже на пальме, на самой её вершине, держась левой рукой за ствол дерева, он откидывается назад, и с широким жестом откинутой правой руки начинает петь… Считалось, что женщины на индийских фильмах должны плакать. Жуткая популярность Радж Капура. Мы, пацаны, бегали по двору и пели: “Муль муль муля дык невпротык” или орали: “Руси, руси пхай, пхай”….
…. В чём притягательность этой страны? — думал я, возвращаясь домой по всё ещё забитому (теперь уже в другую сторону) Статн Айлэнд Экспрэссвэй. В памяти возникли три известных “паломника”: Николай Рерих, Битлз и Билл Гэйтс…
Помню, уже повзрослев, я случайно натолкнулся в “Огоньке” на большую статью о Николае Рерихе. Репродукции с его картин индийского периода произвели не меня впечатление какой-то абсолютной и всепоглащающей отчуждённости. (Странно, но абсолютно такое же впечатление вызвала у меня известная, ставшая уже классической, реклама нашумевшго фильма “Аватар”… саму “муви” я, в добрый час, не смотрел.) Я не мог понять что могло заставить его, талантливого художника, культурного и общественного деятеля жить в Гималаях. Огромная статья, посвящённая ему в журнале не смогла мне этого пояснить, не говоря уже о том, чтобы вызвать туристскую зависть. (Откуда мне было знать тогда, что вся его “экспедиция” была организована ГПУ и что мечтой Рериха было создание “Новой Страны”, где буддизм бы соединялся с коммунистической идеологией).
Битлз… Советская “периодика” тех лет изобиловала карикатурами, оно и понятно: не только читать, но и даже открывать газету порой было невыносимо. Среди этих карикатур довольно часто стали появляться “ливерпульские жучки”, как их тогда называла пресса. Изображены они были в виде кривляющегося квартета одетых во всё чёрное худощавых молодых парней. Пресса писала, что все они — самодеятельные, третьесортные музыканты, получившие популярность, однако, на гребне своего творческого протеста против капиталистической действительности. Для меня этого было достаточно: примерно так же они писали о джазе, называя его какафонией — а я обожал джаз, глумились над рок-н-ролом — музыка его слышна была тогда почти в каждом дворе, на улице. Алик, мой приятель по подъезду, как-то стоя на своём балконе, пригласил меня “послушать” Битлз. Надо ли говорить с какой скоростью я взлетел тогда на третий этаж! Это была небольшая пластинка. Я был изумлён: обычно музыку такого рода мы слушали “на костях”…Отчётливо помню то первое, и до сих пор оставшееся во мне впечатление, вернее чувство после моего знакомства с ними (с этим). Его, это чувство, сложно описать здесь, но я знал уже тогда: эта музыка никогда не будет моей. Я чувствовал себя оскорблённым, мне хотелось защитить старую добрую компанию друзей: Элвиса, Дюка, Армстронга, “Вокруг Часов”, Чака Бэрри, но я понимал уже тогда, что это невозможно. Как в моём сознании, тогда ещё 14-летнего парня, могло возникнуть это ощущение угрозы, исходящей от музыки Битлз? Почему я сразу же ощутил её разрушающую силу? Вообще же я думаю, что с них всё и началось! Пагубность влияния музыки Битлз невозможно переоценить. Потому, что это не музыка — философия! Прийдя в этот мир Битлз объявили: нет добра, и нет зла — есть КОМПРОМИСС! Смысл существования? Вселенская ЛЮБОВЬ! Уничтожение границ — единственный путь для достижения этой цели. Знакомо? Итак, со времени начала вакцинизации прошло сорок девять лет. Скоро юбилей. And “Look What We’ve Got!”. Это конечно только моё мнение, но я за него держусь крепко. Недавно я сидел на дэке у нашего американского приятеля, Хэролда. Мы пили пиво, Хэролд потянулся к двухкассетнику, зазвучала музыка: “Yellow Submarine “. Я попросил “сменить пластинку” — “Don’t like them much, huh?” — спросил Хэролд. Я попытался объяснить… “Disruptive, huh?” — ” Hey Les — громко прокричал Хэролд в сторону дома — “Boris’ saying The Beatles’re disruptive!” — “Interesting” — донеслось из глубины дома…
Гейтс… В моём представлении — Артур из “Овода” Войнич. Такая же необъяснимая неприязнь к собственной стране, её истории и традициям. Почему я пишу это? Разве я знаком с этим милиардером? Пока нет, но даже брошенного мельком взгляда на его позицию и деятельность Микрософта достаточно, чтобы понять Гэйтс — “Человек Вселенной” и, в этой связи судьба страны в которой он родился, а ещё вернее судьбы её граждан ему по барабану! Иначе зачем бы ему уже в 93-м году открывать многочисленные компьютерные школы в Индии, зачем вкладывать более 400 млн. в индийские технологические центры, зачем буддировать в Конгрессе вопрос о предоставлении дополнительных “рабочих” виз для индийских (только!) IT cпециалистов? Вот что писали газеты о выступлении Билла Гейтся в Конгрессе США в Две Тысячи Пятом году – году, когда здесь в US специалисты with a Master’s Degrees in Computer Science в отчаянии вынуждены были переучиваться после безуспешных попыток получить хоть какую-то работу по специальности: “Microsoft Corp. Chairman Bill Gates said yesterday the software giant is having enormous difficulty filling computer jobs in the United States as a result of tight visa restrictions on foreign workers and a declining interest among U.S. students in computer science”, а также: “We are very concerned that the U.S. will lose its competitive position. For Microsoft, it means we are having a tougher time hiring,” Gates said. “The jobs are there, and they are good-paying jobs, but we don’t have the same pipeline.” Вообще-то правильнее было бы сравнить Билла Гэйтса не с Артуром в “Оводе”, а с Константином Заслоновым в “Константине Заслонове”, только взрывающим не фашистские, а свои поезда.
Три паломника, три империи, одна цель, единый *дух*! Так в чём же притягательная сила Индии? Знакомый Рабай как-то ни с того, ни с сего произнёс: “With India we have a problem…. an open Avodah Zarah.” Безусловно соглашаясь с ним, я думаю, что притягательная сила Индии в том, что в нашем мире идолопоклнников всегда больше, чем это возможно себе вообразить…Очевидный же всплеск идолопоклонства, по-моему, ещё одно характерное отличие конца прошлого века и, конечно, времени в котором мы с вами живём!
Да-а… Оп-па, оп-па…Америка, Европа… Как и все считалки — эта представлялясь нам, детям, простым набором слов, белибердой и мы по-многу раз повторяли её в нашем дворе, как неотъемлемую часть наших бесчисленных игр. Но откуда же нам было знать тогда, что устами младенцев глаголит истина!
P.S. Моя “надежда”, что меня уволят не сбылась, но я всё равно уже “настроился”… Впереди меня ждали небольшое учение и большая работа!
Борис Кегелес
© Copyright: Борис Кегелес, 2012
Свидетельство о публикации №212071201540